Еще рано – еще так многое по плечу, не взяла кредитов, не родила детей. Не наелась дерьма по самое не хочу, не устала любить людей. Еще кто-то тебе готовит бухло и снедь, открывает дверь, отдувает прядь. Поскулишь потом, когда будет за что краснеть, когда выслужишь, что терять. (c)
у нас в большой комнате дует ветер. на кухне - идёт снег. на компьютерном столе - записки, кого и когда фармить в травиане. на полке - много прочитанного за последнее время. на столе - написанного и нарисованного. в компе - просмотренного. в ноутбуке - нафотографированного за ноябрь-декабрь 2010. на работе у всех троих - адский ад разной степени п*здецовости. на градуснике - стандартное чьё-нибудь 37. я ем курицу, колбасу и сладости, читаю, смотрю Теорию Лжи, рисую рыб, птиц и клоунов, пишу, мёрзну и люблю.
и всё это дополняется субботним привкусом вечной мерзлоты. если вскоре не наступит весна, жизнь остановится и уснёт. я уверена.
Актуш признаётся по телефону, что защищает Родину до 9ти часов утра и с 6ти вечера. В остальное время - сидит в комнатке и облизывает ложки. Занимательная она, служба в ракетных войсках.
Ивер показывает новые рисунки и скетчи, километры написанного, дарит всякости и кофейный леденец.
Ю, пьяный, сидит у Скассски на кухне и на протяжении получаса говорит о каких-то оптико-волоконных штуках. С интересом, порождаемым в окружающих.
Эм теперь студент. Там же -декламирует стихи на испанском и возмущается сопливой недалёкости авторов. А потом - про Лорку: "Вот это экспрессия! "Зелёный!" Вот это да!"
А Тая сидит на диване под шкурой, как в шалаше, и активно пытается выздороветь. И что-то мне подсказывает, что температура, настигшая её в порядке очереди, спала исключительно потому, что градусник замёрз.
Хочу декабрь, Питер, Невский и бар на Фонтанке. Хочу июль, ночь с четверга на пятницу и Red Espresso Bar. Хочу апрель, Арбат и Hard Rock Cafe. Хочу август, креветок и Dublin Pub в славном городе Баре. Хочу февраль, Кофе Хауз на Ленинском и "мы что-то упускаем?".
Раньше как-то проще было. (отличная вообще фраза, чтобы начинать пост) Можно было написать Чип в 5 утра, а в 7 уже встречать рассвет на парапетах между Воробьёвской и Андреевской набережными. И говорить. Потому что за ночь иногда так намолчится, что, вот правда, есть, что рассказать. И это "есть, что" - безнадёжно теряется в шуме проснувшегося города, и уже нечего. А мне, может, хочется. Мне, может, вообще редко есть, чем поделиться с этим миром в лице его представителей, мне самой хорошо переваривается. А тут вот тебе. Инициатива невписанного в расписание наказуема невозможностью реализации. Мне, конечно, не принципиально, но писать на самолётиках - пальцы коченеют, а если вслух с самим с собой разговаривать - это нужно о чём-то напрягающем неимоверно или требующем высокой степени концентрации. Вот серьёзно: много раз была свидетелем, да и без того не составляет труда представить, как люди сами с собой говорят о чём-то описанного выше рода. А вот "беседа" типа "сударь, эти ветки на воде складываются в причудливые образы..." или "... и вот читаю я и думаю..." - как-то сомнительно воображается. Я-то знаю, о чём думаю, когда читаю. Это как если ты убираешься, а к тебе подходят и говорят: "Уберись". Ничего здорового. На улице -8, ноябрь шлёт приветы, а перчатки оставлены где-то не там, где следовало их оставлять. Минуты три честно вспоминала, какой сегодня день недели. Не оттуда отталкиваться начала - решила вспомнить всю семидневку с самого начала. Начала со вторника, вспомнила на своей кухне Таю в одеяле, которая пропагандирует на камеру влюблённость и "пять процентов... - патрициям...", решила, что дальше вспоминать смысла не имеет. Доброе утро, большой недодебаггенный мир. Понедельник. 0:0
Раздвоение, растроение, расхреначивание образов. И всё везде - правда. Я это к тому, что тут теперь тоже. Ну или не теперь, а обратно, кому как удобно. К слову, ни разу не повод читать то, зато повод не пугаться, если то добавит вас в пч. Чай вскипел, приятной ночи.
Что-то происходит, скажу я вам. И ни мокрые ноги, ни сквозняки в пустой квартире, ни, ни, ни - всё не то. Я вам не про пельмени. Что-то происходит. Скоро все узнают. И будет ещё лучше.
<А мы тут ч. икру с печеньем, блеать, юбилейным едим. Котелок дядюшки Ляо закипает в недоумении. Прокуратору тревожно за нравственность. VIII.357 Манавадхармашастр в возмущении, а мы косим сено, наши лица не смутить.>
"Апокалипсис не начнется,- говорит, - пока не подъедет Коля", - главное - вовремя проснуться. А у меня тут сухари, широкие подоконники и инструмент. Три часа спустя на меня больше не нападает холодильник. Спецкурс "Вы и Ваша Анахата". Продукт полураспада ци. Почти Жан-Соль Партр.
Мне полюбится. Так, чтоб не в силах сказать "не сметь". Так, чтобы перевешивая постыдность, На весах собиралась скопленная медь, Грузом тяжести заменяющая сырость.
Будет по-настоящему смело И очень громко. Будет ныть, заживать, Расходиться - и снова ныть.
Будет дочка, похожая на отца, И какой-то мальчик Будет долго за полночь под окном серенады выть.
Мне захочется защищать это злое чувство, Воевать за себя и за тех, кто со мною. Но В тот момент из меня закончится всё искусство, Что несмелой честностью перетягивает нутро.
А ещё - внезапное осознание разницы между тем, как мы писали в блогах раньше, и тем, как пишем сейчас. Раньше хотелось писать о чём-то, что волновало, и так, чтобы тебя поняли. Теперь тоже хочется писать о том, что тебя волнует, но почему-то так, чтобы никто них*я не понял. От наивности к снобизму через эволюцию записей в блогах.